Все пули мимо - Страница 28

Ребята мои по второй тяпнули, совсем раскрепостились, по сторонам стали посматривать. Правда, всё больше на эстраду, где три тёлки стриптиз надумали изображать. Один Ломоть никуда не смотрит, сидит, куняет. У него свой способ развлечения — после ударной дозы он обычно в тарелку с салатом мордой грохается и отдыхает часок. А когда в себя приходит, вот тогда веселей мужика нет. Ведро водки может выкушать, а такое впечатление, что ни в одном глазу. При мне он точно бы уже в салате каком прикорнул, но при Сашке держится, остатки воспитания демонстрирует.

А девахи на эстраде ничего себе, всё при них, и даже в некоторых местах поболе будет. Но, конечно, не до такого безобразия, что у дочурки Хозяина. Глянул я на неё, как она сидит, осоловелыми глазами в сцену вперившись, представил, что это она перед толпой бельишко с себя стаскивает, и поёжился. Народу в зале битком, накурено, душно, и большинство уже при хорошей дозе. Так вот, от представленного мною зрелища эта самая половина точно бы весь пол заблевала.

— Слушай, а как её зовут? — спрашиваю Сашка.

— Кого? — не понимает он.

— Да дочку хозяйскую.

Брови Сашка удивлённо взлетают.

— Никак поближе познакомиться захотелось? — хмыкает он. — Я тебя уже предупреждал — не советую.

— Да нет, — тушуюсь и неожиданно чувствую, что морда моя какое-то глупое выражение принимает, будто действительно есть у меня такое желание. — Сам понимаешь, — продолжаю оправдываться, — третий месяц по «фазенде» Хозяина хожу и, если столкнусь с ней нос к носу, невдобняк будет, что по имени не знаю.

Сашок равнодушно плечами пожимает.

— Алиса, — говорит. Но вдруг вижу, в глазах его смешливые бесенята прыгать начинают. Он наклоняется к самому моему уху и доверительно сообщает: — А среди своих у неё прозвище Писка-Алиска.

Среди своих, это, понятно, особо «крутых», не нашего круга, повыше. Мы всё больше с шалавами гостиничными якшаемся, а у них же — БОМОНД! Судя по кликухе Алиски, бордель ещё тот, похлеще нашего будет.

И пока я остолбенело перевариваю сию информацию, бешеной дробью взрываются барабаны, будто в цирке при исполнении «смертельного» трюка, голых девиц с эстрады ветром сдувает, и на сцену козлом игривым выскакивает обалдуй бархатноголосый, ради которого все сюда и припёрлись.

— Киска моя!!! — без всякого вступления орёт он в микрофон начало своего коронного шлягера, и сотня глоток «крутяков» отвечает ему бешеным рёвом.

Его «киска» в моих мозгах живо ассоциируется с прозвищем дочки Хозяина, и я непроизвольно бросаю взгляд в сторону Алиски. И куда осоловелость её подевалась! На морде восторг полный, а визжит так, будто кипятком писает. Может, отсюда и прозвище такое? Хотя, подозреваю, всё намного прозаичнее, но об этом пусть у её папаши голова болит.

Но Сашок-то, Сашок! Право слово, не ожидал, что он, вопреки своим убеждениям, кличку чью-либо когда произнесёт. Перевожу взгляд на него и вижу, что он куда-то под стол глаза скосил, но вид у него такой, будто вздремнул человек. Хотя в то, что в таком бедламе дремать можно, не очень верится. Кошусь и я под стол — а там на коленях у Сашка пейджер лежит, и какая-то информация на табло мигает.

Э нет, мужик, не твоего это ума дело, одёргиваю себя и быстренько отворачиваюсь. Если что меня касается, так сообщат непосредственно. А за излишнее любопытство уже не один глазками поплатился.

Тем временем на пятачке у сцены вакханалия полная разыгрывается. Десяток «качков» под «крик души» своего кумира в угаре диком заходится. А Алисочка наша среди самых ярых — и телеса не мешают, поскольку тренировка теннисная сказывается. Пляшет она что слон, змеёй укушенный, тараном сквозь толпу к сцене остервенело пробивается, а лицо таким обожанием к идолу своему пылает, что, ежели таки пробьётся, небось прилюдно изнасилует. Мне аж интересно стало, чем всё закончится.

Но, как всегда, на самом интересном месте меня отвлекают. Тычет Сашок меня пальцем в бок и цедит сквозь зубы, губами не двигая:

— Твоя задача сейчас — немедленно притвориться вдрызг пьяным.

А мне что вдрызг, что вдрыбадан — всё едино. Есть приказ — будет сделано. Мгновенно в роль вхожу и нетвёрдой рукой фужер с водкой беру. Как понимаю, для большей натуральности и принять не грех.

Однако Сашок мою руку перехватывает.

— Тебе уже достаточно, — журит он меня по-отечески, руку мою с фужером к столу прижимает и одновременно тарелку с закусью мне на колени выворачивает. Да так ловко это проделывает, что со стороны кажется, будто я сам на себя свинячу.

Мать твою! Я чуть с места не взвиваюсь и контроль над ролью теряю. Костюмчик-то французский, только намедни купил — «штуку» баксов за него выложил, первый раз надел!

Свирепею я, аки тигр раненый, но натыкаюсь на взгляд Сашка, ледяной такой, что твой айсберг, и затыкаюсь. Вымучиваю из себя улыбку и развожу пьяно руками. Мол, чего не бывает… Но при этом бокал с водкой вроде невзначай, по пьяни великой, ему на колени выплёскиваю.

— В-вот, ч-чёрт… Из-звини… — бормочу заплетающимся языком, беру салфетку и сперва со своих коленей закусь смахиваю, а затем ею же и той же стороной начинаю по водочному пятну на брюках Сашка елозить.

Чувствую, такой поворот дела теперь уже Сашку не по нраву. Впрочем, его-то роль — опекуна трезвого — проще, он и возбухнуть может.

— Но-но! — сердито осаживает он меня, хотя за рамки корректности не выходит. А мог бы. Отбирает салфетку, бросает на стол. — Нажрался ты, однако. Пора тебе просвежиться.