Все пули мимо - Страница 27

Поэтому, очутившись в действительно нормальных человеческих условиях, Пупсик ощущал себя на вершине блаженства. Быть чистым, умытым, сытым и в тепле — что ещё нужно ему для счастья? Ради такого благополучия Пупсик был готов отдать всё что угодно, всё, на что был способен, лишь бы опять не остаться одному в жестоком, равнодушном к нему мире. Даже сутками валяться в регрессивной психической коме — есть всё-таки разница, где это с тобой происходит: в тепле, уюте, с лекарствами и едой или под лестницей в подъезде, с больной головой и на голодный желудок. Но что самое удивительное, Пупсик неожиданно ощутил, что помощь, которую он оказывал Пескарю, производила на психику странное, удивительное действие — после затраченных усилий наступало нечто сродни удовлетворению, несмотря на отрицательные последствия. Когда на рынке он пытался использовать свой дар исключительно ради самого себя, и силы, затраченные на воздействие, и расплата были ужасными. Заставить торговку «угостить» его пирожком было равносильно по энергетике разгрузке вагона дров. Когда же он руками повара чуть ли не с другого полушария Земли готовил обед для Пескаря, никаких особых усилий не требовалось. Это было так же просто, как дышать. Создавалось впечатление, что природа наделила его исключительными способностями именно для помощи кому-то другому, но только не самому себе.

Правда, расплата за усилия что для себя, что для реципиента была одинаковой. И хотя лекарства частично снижали отрицательный эффект психического ступора, Пупсик интуитивно понимал, что для полной гармонии его внутреннего состояния необходима узконаправленная психоэнергетическая отдача реципиента. Но как её взять у Пескаря, и способен ли он на это, Пупсик не знал.

13

Сижу я, значит, за столиком, в тарелке вилкой ковыряюсь. За три месяца, что Пупсик у меня квартирует, он меня так разбаловал, что вся местная ресторанная стряпня хреновой кажется.

— Ну чо, дрогнем? — предлагает Корень и начинает глазками между мной и Сашком бегать. Я-то для него бугор непосредственный, но Сашок повыше рангом будет.

И только я собрался отрицательно головой покачать, как Сашок неожиданно благосклонно кивает. Ни фига себе, думаю. Сам ведь говорил, что мы сюда дочку хозяйскую, как понимаю, ту ещё лахудру, пришли пасти — то бишь от напасти разной оберегать. Выходит, блин, Сашок мне лапшу на уши вешал?

Бросил я взгляд на столик, за которым дочка Бонзы обосновалась, а там три амбала с ней умостились и зенками по залу так и шарят. Не-ет, у неё своя охрана, и мы здесь для другого чего-то.

Мои орёлики после разрешения Сашка повеселели сразу, скоренько литру распечатывают и каждому по полному фужеру наливают. Ударная доза называется — чтоб, значит, сразу в ритм жизни войти. Или выйти — кому как больше нравится.

Чокнулись мы, и только я ко рту фужер поднёс, как чувствую, что последние три сантиметра мне никак не одолеть. Придерживает меня Сашок за локоток одной лапищей, а второй с непринуждённым видом себе и мне в стаканы минералку наливает. Смотрю я завистливо на ребят своих, как у них кадыки справно ходят, и обречёно меняю водку на минералку. Значит, дело у меня сегодня, а ребят Сашок сюда так, для прикрытия взял.

«Крутизны» в ночной клуб набилось по самое некуда. Причём таких, как мы, охраны то есть, раз-два и обчёлся, а остальная «крутизна» самого высокого полёта: из мэрии, частного бизнеса да госструктур разных. Куда ни плюнь, того и гляди в морду круглую да самодовольную попадёшь. Оно и понятно — «поп-звезду» в город пригласили, а за «зелень» эти сладкопевцы перед кем хошь на задних лапках прыгать будут да голос садить. Это раньше они в спорткомплексах «под фанеру» купоны бешеные стригли, а теперь — дудки. Денег у толпы нет, потому даже аренда комплексов не окупается. Вот и продаются «звёзды» что девки уличные. Да что там о них говорить — певцы да певички и раньше ни интеллектом, ни чистоплотностью не блистали и всё под власть подстелиться норовили. Сейчас же не то, что их, всё искусство совковское, в том числе и самое отпадное, от которого на Западе хлебальники разевают, на корню за бесценок скупить можно. К Бонзе вон целая очередь попрошаек с протянутой рукой выстроилась: с телевидения — дай на программу, из театра — на постановку пьесы, из кино — фильм снять… Художники-мазилы, артисты-лицедеи, режиссёры-прохиндеи, писатели-щелкопёры, все галдят: дай, дай, дай! И уж кукуют не как раньше — мол, мы со своей концепцией в искусство пришли, потому её по гроб жизни отстаивать будем. Нетушки! Под нашу дуду пляшут, только милое да понятное нашему сердцу малюют. Взять хотя бы писаку этого, что каракули сейчас за меня выводит. Ему, как разумею, серпом по интимному месту меня изображать да в точности язык мой воспроизводить. Он же привык всё в высоких материях витать, заумь высокопарную выспренним слогом по страницам мелким бисером рассыпать да гения из себя непризнанного корчить. А вот фигушки тебе кто за это копейку на паперти бросит. Либо переквалифицируйся да кропай, что нам любо, либо в петлю лезь. И никуда ты, писака, не денешься, на нас будешь горбатиться, поскольку кушать-то тебе хотца.

Впрочем, что это я всё о нищем отребье? Неужто, как мне сейчас Сашок водку пить запретил, так себя пожалел и с ними сравнил? После дела, хоть мне и не известного, я своё наверстаю. А вот они, деятели культурные, чистоплюи хреновы, чёрта с два до моего уровня когда-либо поднимутся. Рождённый в облаках витать, в саду земных радостей яблока не вкусит. Разве только с нашего разрешения. И баста.